Призрак оперы города К

Нынче, я сознательно решила не ходить на Шаляпинский фестиваль, однако он сам пришел в мою жизнь.

Как это ни печально, многолетние зимние оперные бдения потеряли для меня свою прелесть. Причем довольно давно. Но казанская опера никак меня не отпускала. Выдохнув по поводу служебного долга, когда надо было писать в газету рецензии, снова, затаив дыхание, ждала очередной премьеры - а вдруг случится волшебство? После прошлогодней «Волшебной флейты» надежда угасла окончательно. Постановщики ограничили потенциал моцартовского шедевра рамками просто легкого и веселого двухактного спектакля. И никакого волшебства, и никакой тебе философской сказки. Главное осталось за скобками. И я - глупая, наверное, восприняла это как личное оскорбление.

И ведь, казалось бы, расплетать-то этот затейливый смысловой узор под музыку Моцарта – одно удовольствие. Женщина – олицетворение и объект любви, который может повергнуть в ад или вознести на небеса. Таким образом, любовь – озарение или заря, которая рождается на стыке ночи и дня. И не случайно главная героиня Памина – дочь мудреца Зарастро, символизирующего свет, солнце, и Царицы ночи. Мужчине отводится роль философа, постигающего мир и любовь, как основу мира (Моцарт исповедовал христианское мироустройство).  Постижение происходит через череду испытаний. Наградой герою, прошедшему их, становится любовь. Страсть, благородство, негодование, верность обету, страдание, нежность, промысел божий - и все это в музыке… Простите, увлеклась. Да и чего об этом говорить - всем этим смысловым красотам не нашлось места в предельно лаконичной форме, продиктованной требованиями западного контракта. Ведь все последние спектакли казанского оперного театра сделаны на экспорт.

Заявку западных импресарио легко сформулировать, не видя контракта. Достаточно посмотреть постановки последних лет. Итак, за кордоном востребована классическая западноевропейская опера в двух актах (независимо от авторского варианта) в современной постановке, не обремененной массивными декорациями. Это чтобы и в театре можно было сыграть, и в каком-нибудь модернизированном ангаре где-нибудь в холеном райцентре Голландии или Дании.
Ну, что тут скажешь? Казанский оперный театр уверенно идет по коммерческой стезе, не очень уверенно прикрывая ее пафосом выживания в губительных для оперы современных условиях. Ранее суть губительных условий в театре объясняли дефицитом, чего бы то ни было - бюджета, меценатов, подготовленного слушателя, уровня исполнителей, недостаточного внимании государства к деликатному жанру.

Контакты с западными культуртрегерами стали палочкой-выручалочкой для театра. Опять же хор и оркестр подтянулись – негоже родину срамить. Шефу казанской оперы Гюзель Хайбуллиной хватало даже смелости на залихватское сравнение с Мариинкой. Мы, дескать, только с Мариинкой конкурируем по количеству гастролей…

Количество, конечно, правильный показатель, однако ж, есть критерии качества и престижа площадок,  уровня заработка на гастролях (не только руководства театра, но и рядовых исполнителей), качество проживания, приемлемости графика выступлений (наша  труппа работает за границей в ритме «цигель, цигель, ай-лю-лю»). Об этом в театре не любят распространяться. И болтливых сотрудников, мягко говоря, не поощряют.

Сейчас, когда театр отреставрирован, поддержка мэрии позволяет оплатить приезд певцов иностранных средней руки и отдельных отечественных, чуть ли не первого эшелона, гала-концерт Шаляпинского фестиваля идет в прямой трансляции по телеканалу «Культура», а в главной ложе сидит президент республики, сетования на недостаток внимания и финансовый дефицит вроде как теряют свою актуальность. Но вот беда, за это время деликатный жанр безвозвратно превратился в рыночный продукт. А в нем, как известно, содержание не всегда играет первостепенную роль. Тем более на заре формирования рынка культурных ценностей, когда первое слово в этом словосочетании остается всего лишь необязательным прилагательным.